Каждый из нас может стать жертвой карательной психиатрии на том лишь основании, что кому-то понадобятся наши квадратные метры

История Лидии Ивановны Балакиревой — рядовая, и уже поэтому чудовищная. Я бы никогда не поверила в реальность происходящего, если бы услышала все только из уст главной героини. Слишком цинично и по-деловому ломали жизнь женщине несколько ответственных лиц. Просто за квадратные метры в центре Москвы.

По-семейному

К пятидесяти годам у Лидии Ивановны за плечами имелся жизненный опыт, дочь Елена и трехкомнатная квартира в доме на Смоленской набережной. С дочерью Лидия Ивановна виделась редко — в 17 лет девушка вышла замуж. Лидии Ивановне брак дочери, скажем прямо, не нравился, общались они редко. Враждебными отношения не были, они просто были крайне напряженными. Настолько, что Лидия Ивановна за почти двадцатилетний брак дочери лишь несколько раз виделась со старшим внуком, а младшего не видела даже на фотографии. Дочь никогда не работала, при встречах требовала денег. Отказ работать объясняла религиозными принципами. Несколько лет назад Елена уговорила мать сдавать квартиру. Так и сделали. Лидия Ивановна снимала маленькую жилплощадь на окраине, большая часть денег от аренды квартиры оставалась у Елены. Через несколько лет Лидия Ивановна решила, что все зарабатываемые деньги отдавать за съемную квартиру, имея свою, как-то глуповато. Она вернулась в дом на набережной и предложила дочери продать квартиру, а на вырученные деньги купить каждой отдельную. Этот вариант Елене не подошел.

25 июня 2007 года в квартиру Лидии Ивановны позвонили. Участковый ОВД Арбат лейтенант милиции Воронович сказал известные всем советским людям слова: «Пройдемте!», и Лидия Ивановна как человек законопослушный прошла. В «обезьяннике» она просидела до вечера, дважды просила позволить позвонить в службу собственной безопасности ОВД с просьбой разобраться. Вечером в отделение приехал психиатр и на машине «скорой помощи» Лидию Ивановну увезли в психиатрическую клиническую больницу имени Н.А. Алексеева (бывшую Кащенко).

Лидия Ивановна рассказывала мне об этом переломном моменте биографии монотонным выцветшим голосом: «Меня привезли, обработали, повели в отделение… Что я испытывала? Унижение… чудовищное унижение». Потом она вдруг заплакала и, тут же собравшись, сказала: «Это ничего, это я просто собак вспомнила. Моих собак, мне соседи рассказали, на следующий день на живодерню увезли».

Как позже выяснится, любовь к животным (Лидия Ивановна держала у себя в квартире несколько бездомных псов и искалеченную ворону) и неоднократные жалобы в местный ДЭЗ с просьбой наладить отопление стали подходящим поводом для заявлений, которые дочь регулярно оставляла в местном ОВД. Якобы мать свихнулась на почве сутяжничества.

На следующий день после помещения в больницу, еще до заключения медкомиссии, Лидии Ивановне стали вводить большие дозы тяжелых нейролептиков. На фоне «лечения» у нее обострился диабет, и ее перевели на лечение в 67-ю больницу. Потом вернули в психушку. Алгоритм лечения от вымышленного диагноза — «шизофрения параноидной формы» — не изменился, и уже через месяц Лидию Ивановну опять отправили на лечение в 67-ю от диабета.

В это время дочь уже подала заявление в Пресненский суд с просьбой лишить мать дееспособности. Чтобы неадекватность матери была для суда очевидной, Елена вынесла на помойку всю мебель, сломала кухонный гарнитур, и фотографии разоренной квартиры приложила к заявлению. 12 декабря 2007 года Лидию Балакиреву суд лишил дееспособности, не прислав ей, что характерно, ни одной повестки, ни самого решения суда. О том, что произошло, она узнала через несколько дней при визите в ПНД №23. Кассационную жалобу подавать было уже поздно.

Дочь была назначена опекуном, и Лидия Ивановна попала в полную и бессрочную зависимость от женщины, которая, по сути, ее ненавидела.

Через некоторое время Лидию Ивановну выписали, и жизнь стала походить на партизанскую войну. С одной стороны, она понимала, что обязана регулярно посещать психоневрологический диспансер №23, куда ее поставили на учет, чтобы не давать повода дочери терроризировать ее. Она честно ходила на прием к участковому психиатру. Одновременно устроилась на работу гардеробщицей в поликлинику, чтобы скопить на адвоката, обратилась в Независимую психиатрическую ассоциацию и в Гражданскую комиссию по правам человека.

Узнав о том, что мать не смирилась и в «овощ» превращаться не намерена, Елена Кузнецова в конце апреля 2008 года опять вызвала «скорую помощь». Лидия Ивановна была принудительно госпитализирована в ту же психбольницу, где лечение ударными дозами нейролептиков довело ее до обширного инфаркта. Из очередного лечения в той же 67-й больнице женщина вышла уже законченным инвалидом с инсулинозависимым диабетом.

Борьба продолжалась. Выписавшись, Лидия Ивановна устроилась на работу консьержем в дом Большого театра, с помощью сотрудников Гражданской комиссии по правам человека составила прошение о продлении срока подачи кассационной жалобы и саму жалобу. Мать тихо и упорно боролась, дочь с маниакальной страстью искала на профессиональных психиатрических сайтах способы эту борьбу прекратить уже наработанным способом. Поразительно, что ни для одной из трех принудительных госпитализаций, согласно Закону о психиатрии, оснований не было. Лидия Ивановна не представляла общественной опасности и не наносила вред себе или окружающим. (По некоторым данным, эффективно мотивировать скорую психиатрическую помощь в Москве можно за 1,5—4 тысячи рублей абсолютно без всяких оснований.)

Очередная операция прошла по такому же сценарию 14 ноября 2008 года. В третий (!) раз Лидия Ивановна Балакирева была принудительно госпитализирована в Кащенко. В этот раз ей не позволяли гулять, видеться с друзьями и получать от них передачи. Пока ее полгода усиленно «лечили», дочь отказалась от опекунства, и местом пожизненного проживания для Лидии Ивановны был определен психоневрологический интернат №22. Балакиреву перевезли сюда 3 июня 2009 года, через три дня ее в практически бессознательном состоянии увезли в 67-ю больницу с декомпенсацией сахарного диабета. Подруги прорвались в больницу и на теле Балакиревой обнаружили подкожную шишку, которая возникает при пролонгированном уколе нейролептика. Подруги сделали видеозапись, а Лидию Ивановну опять отправили в ПНИ.

У одной из медсестер женщины узнали, что Балакиреву «лечат» галоперидолом, тизерцином, азолептином, аминазином и циклодолом. Если интересно, посмотрите в Интернете, как действуют эти препараты, половина из которых запрещена к использованию в Европе.

Короче, судя по всему, дни Лидии Ивановны были сочтены группой заинтересованных в квартирном вопросе лиц.

Невероятно, но в архиве Пресненского районного суда уже третий месяц лежало определение суда об отмене прежнего решения, лишавшего ее дееспособности. В ПНИ ее, по сути, удерживали незаконно. И там она могла бы провести остаток жизни. Ни ей самой, ни ее адвокату о восстановлении ее в правах суд не сообщил.

…Вероятно, Лидии Ивановны уже не было бы в живых, если бы не Маша Сиснева и близкие подруги.

Боевые подруги

Лидии Ивановне повезло. В чудовищной лотерее, устроенной дочерью и карательной психиатрией, она выиграла свой джекпот. Мария Сиснева — сторонний свидетель ее трагедии — стала ее спасительницей. Случайно.

Мы встретились в огромном холле делового центра на Международной. Молодая, привлекательная, хорошо одетая, работает в юридическом отделе. Принято считать, что такого рода благополучные люди не рвутся на защиту прав человека — ментальность сдерживает. Как выяснилось, в Кащенко Маша приходила по выходным как волонтер-психолог, заниматься с больными арт-терапией. У нее к ним был сугубо научный интерес. Лидию Ивановну выделила сразу, потому что профессиональным взглядом оценила, насколько адекватен человек. Стали общаться. Через несколько встреч волонтер Сиснева превратилась в резидента. С одной стороны, она должна была поддерживать собственную безупречную репутацию в глазах зав. отделением. С другой — не дать Лидии Ивановне себя залечить. Маша носила ей активированный уголь, сахарозаменители, витамины. Активированный уголь хоть в какой-то степени нейтрализовал действие нейролептиков.

Маша стала связным и организатором борьбы за права Лидии Ивановны одновременно.

Масштаб этой борьбы я оценила ровно в тот момент, когда в ответ на просьбу посмотреть документы Маша протянула мне увесистую стопку бумаг. Список собранных документов содержал 44 пункта. Ровно столько понадобилось, чтобы добиться восстановления дееспособности. Эта стопка олицетворяла всю бессмысленность борьбы отдельного человека, запертого в психушку, случись ему бороться за свои права в одиночку.

«А времени это у вас много заняло?» — спросила я Машу. Маша, слегка улыбнувшись, ответила: «Полгода жизни. Мы с подругами Лидии Ивановны у метро встречались едва ли не каждый день, и я распределяла, кому в прокуратуру, кому в Департамент соцзащиты или еще куда…».

Подруги Лидии Ивановны — Светлана Кормилицина, Ольга Прусова и Татьяна Шабалина писали коллективные заявления в разные инстанции. Они постоянно ездили в больницу, бились за свидания с ней, подкармливали и не давали пасть духом. Когда дочь Лидии Ивановны отказалась от опекунства, Светлана Кормилицина написала в комиссию по опеке и попечительству заявление с просьбой оформить опекунство на нее, чтобы спасти подругу от богадельни. Короче, таких подруг в жизни еще заслужить надо. Лидия Ивановна, получается, заслужила.

И еще. Когда маховик по уничтожению Лидии Ивановны был уже вовсю раскручен, в Пресненский районный суд пришло заявление от жильцов дома по улице Смоленской. Жильцы писали: «Мы знаем ее как общительную, отзывчивую и порядочную женщину…». Ровно на этих жильцов ссылалась Елена Кузнецова в своем заявлении в милицию, когда утверждала, что они страдают от того, что «мать приносит домой мусор с помойки, водит в гости бомжей и натравливает на соседей собак».

Порука

Вырвать на свободу Лидию Ивановну ее друзьям все же удалось. В тот же день, когда адвокату Балакиревой после очередной попытки (!) позволили в суде ознакомиться с материалами ее дела, в котором им обнаружено постановление суда об отмене прежнего решения, подруги забрали ее из интерната. Но в свою квартиру она не вернулась.

С Лидией Ивановной мы встретились в холле соседнего дома на Смоленской набережной. В одной из элитных квартир и живет теперь Лидия Ивановна, работая сиделкой у пожилой дамы. На ней теперь ответственность за чужое здоровье и порядок в доме. В свою квартиру она возвращаться боится. Дочь сменила замки, в абсолютно пустом жилище не на что даже прилечь. «А чего вы боитесь?» — спрашиваю я ее. Лидия Ивановна абсолютно спокойно отвечает: «Вы знаете, меня так легко убить».

Судя по тому, как практически без сбоев работала машина по уничтожению женщины — этот механизм был отлажен уже давно. Лидии Ивановне чудом удалось вырваться из системы.

Я позвонила Елене Кузнецовой и спросила: «Может быть, лучший способ исчерпать конфликт, это просто разделить квартиру?». «Нет, это невозможно. Она не в состоянии жить самостоятельно. Она погибнет, потому что ее окружают мошенники. Все ее подруги состоят в сайентологическом обществе и хотят завладеть ее жилплощадью». — «Но ведь вы инициировали лишение ее дееспособности и лечение в психиатрической больнице еще до того, как в ее судьбу вмешались подруги?» «Она погибнет», — настаивала Елена.

Чей-то мужской голос настойчиво что-то говорил моей собеседнице, пока мы с ней общались. Я поняла, что вопрос о том, не кажется ли дочери, что ее мать быстрее погибнет в интернате, не имеет смысла.

Пообщаться с участковым Вороновичем, с тем, с кого началась история расправы над Лидией Ивановной, не удалось: из ОВД он давно уволился.

Была ли проплачена «операция» на всех уровнях дочерью Еленой? Правозащитники, которые помогали Лидии Ивановне, практически не сомневаются в этом. Иначе, на каком основании забирают в отделение милиции абсолютно адекватного человека, который ничего не нарушал? И почему приезжает спустя десять часов за ним психиатрическая неотложка?

А в психиатрическую клиническую больницу имени Алексеева тоже любого клиента можно определить, причем без его согласия?

Список вопросов слишком длинный и очевидный, чтобы его продолжать. Мне в этой истории оказались более всего интересны не масштаб коррупции — его можно предположить, а люди в предлагаемых обстоятельствах.

Напишу подробнее о них.

Начальник ОВД района Арбат полковник милиции Кибальченко И.Д.

Это он подписал заключение о рассмотрении заявления гр. Кузнецовой, в которой она просила принять меры к своей матери. Причем сделал это, судя по датам, обозначенным в документах, еще до того, как само заявление было подано. Кибальченко подписал бумагу, составленную участковым Вороновичем 15 мая, а само заявление было подано Кузнецовой 25 июня.

Председатель Пресненского районного суда Садовова Ю.Б

Ни одной повестки в суд, ни самого решения суда Лидия Ивановна не получала. Еще интереснее то, что все судебное разбирательство строилось исключительно на показаниях дочери и заключении комиссии экспертов психиатрической клинической больницы им. Алексеева.

Ведущий специалист Комиссии по охране прав детей, опеке и попечительству Муниципалитета внутригородского муниципального образования Арбат Малиновская Е.С.

К ней неоднократно пытались попасть на прием и сама Лидия Ивановна, и Маша Сиснева и Светлана Кормилицина. Повод для встреч, как им казалось, был более чем веским. Уже после того как Лидию Ивановну лишили дееспособности, дочь стала забирать всю ее пенсию. Но разбираться в этой ситуации г-жа Малиновская категорически не хотела. Маше Сисневой она ответила, что «по бумагам все в порядке», а «заниматься всякими сумасшедшими нет времени». За два года реальными событиями жизни Лидии Ивановны органы опеки ни разу не поинтересовались.

Судебно-психиатрические эксперты ПБ №1 им. Алексеева Зоренко Т.И., Андреев Р.А., Булавенко Н.Д.

Эти специалисты заключили, что Лидия Ивановна страдает «параноидальной шизофренией непрерывного течения с нарастающим дефектом». Примечательно, что заключение датировано 26 октября 2007 года. В этот день Балакирева лечилась в 67-й больнице и фактически не могла встретиться с этими врачами. Но это все ерунда по сравнению с тем, что по клиническим стандартам развитие реальной и самой злокачественной шизофрении происходит за несколько лет, а не месяцев. Только длительно наблюдая больного, можно говорить о «нарастающем дефекте».

Предположить, что мог допустить такого рода ошибку эксперт с 43-летним стажем Булавенко, я не смею. И его личные и профессиональные аргументы мне неизвестны. Однако в Гражданскую комиссию по правам человека еще до истории с Балакиревой обращался А.В. Думалкин. В 2008 году суд вынес решение отобрать приобретенную им квартиру, основываясь на заключении экспертов-психиатров из ПБ №1 им. Алексеева, которые признали, что бывший хозяин квартиры был не способен принимать решение на момент совершения сделки. Подписи под этим заключением все те же: Зоренко, Андреев, Булавенко. Экспертное заключение они дали спустя шесть лет (!) после заключения спорной сделки в 2002 году. Эксперты утверждали, что в ту пору бывший хозяин квартиры не мог производить впечатление дееспособного человека, не умел считать, плохо говорил и не мог отвечать на элементарные вопросы! Поразительно, но два независимых и находящихся в разных городах нотариуса, заверявших сделку, этого не заметили.

Заведующая отделением №33 ПКБ №1 Шемякина Т.К.

Трижды (!) после лечения, назначенного в этом отделении, Лидия Ивановна попадала в тяжелом состоянии в 67-ю больницу. В результате в анамнезе появились инсулинозависимый диабет и инфаркт миокарда. Препараты, назначенные Балакиревой в том количестве и дозах, совершенно очевидно должны были довести ее до реального психического заболевания. Не удалось. Ассоциация независимых психиатров, изучавшая дело Балакиревой, заключила, что даже если считать сфабрикованную экспертизу объективной, лечение должно было быть более щадящим. И уж точно без галоперидола, превращающего человека в «овощ». Уже после того как подруги Лидии Ивановны обратились в аппарат правительства РФ, в больнице по требованию Росздравнадзора была проведена очередная экспертиза состояния ее здоровья. Члены комиссии единогласно признали пребывание Лидии Ивановны в больнице нецелесообразным. Однако этим Росздравнадзор и ограничился и административных взысканий на врачей не наложил.

Количество же формальных отписок, которые получали подруги Лидии Ивановны, вообще можно не считать. Отписывались межрайонная Пресненская прокуратура, Росздравнадзор, Департамент здравоохранения Москвы, Департамент соцзащиты Москвы. Допускаю, что с формальной точки зрения их ответы можно считать «своевременной реакцией на обращение». Только реакция эта наступала в ответ на отчаянную борьбу нескольких женщин за права своей подруги.

P.S. Елена Кузнецова в очередной раз подала заявление в суд о лишении своей матери дееспособности. Лидия Ивановна чувствует себя неплохо, потихоньку работает. Квартира на Смоленской набережной пустует. По оценкам московских риелторов, квадратный метр жилплощади в домах такого типа стоит до 9 тысяч долларов за метр.

Наталья Чернова

Справка «Новой»

Всего в Москве Гражданской комиссией по правам человека в данный момент ведется 9 подобных дел. Одно из последних — дело Григорьева (фамилия изменена). Усилиями Гражданской комиссии удалось вернуть квартиру москвичу, выписанному в интернат женой, теперь уже бывшей. Этому решению предшествовала добыча его документов из алексеевской больницы, отмена судебного решения о его госпитализации как незаконного и необоснованного, возвращение права распоряжаться паспортом, который удерживала администрация интерната… На все было потрачено три года.

В Екатеринбурге по обращению юриста Гражданской комиссии по правам человека Юрия Ершова в феврале минувшего года прокуратура провела проверку психиатрических больниц и выявила шесть фактов злоупотребления психиатрами своими полномочиями, связанных с использованием жилья пациентов. В одном случае психиатр, установив опеку над пациентом, которого поместили в интернат, приватизировала на себя и на своего сына 2/3 квартиры опекаемого. Прокуратура лишила двоих психиатров статуса опекунов, выдворила психиатра, которая приватизировала квартиру пациента, и предъявила ей иск о возмещении ущерба на 500 тысяч рублей.

Оригинал материала

«Новая газета» от 15.01.10